Злая карлица (продолжение).

Настины сны.

«…Место похоже на двор родительского дома. Парализующий страх. Чувство вины, ожидание наказания. Выкрикивая угрозы, по двору бегают мама и старшая сестра… Они разъярены. Они ищут Настю. Страх перед наказанием растет и делается нестерпимым…»

 Настя просыпается в слезах. Проснувшись, продолжает плакать. Тихий плач переходит в рыдания. Успокоиться и заснуть удается нескоро. В других снах был не двор, а квартира родителей. Иногда мама искала Настю одна. Страх же и чувство вины - в каждом сне. Приходили эти сны один-два раза в неделю примерно год. Впервые – после замужества. Точнее после переселения из родительской квартиры, где молодожены жили какое-то время, в дом, доставшийся Косте в наследство.

О чем рассказывают сны.

 Со времени публикации в 1900-ом году Зигмундом Фрейдом «Толкований сновидений», различают явное содержание сна и скрытое. Явное – это то, что запомнилось, то, чем можно поделиться с другими. Скрытое содержание сна – это неосуществленные, часто неосуществимые и неприемлемые для бодрствующего сознания желания. Догмы воспитания, социальные нормы, психологические ограничения создают формат разрешенного и запрещенного. В состояние бодрствования он не позволяет не только хотеть выходящего за существующие границы, но даже и осознавать подобную возможность. Лишь у спящего, из-за ослабления контроля над содержанием сознания, желания эти иногда всплывают из бессознательного. Во время сна сознание не в состоянии их вытеснить, но вполне способно причудливо исказить, предупреждая тем самым развитие конфликта желаемого с допустимым.
 Анализ нередко позволяет проникнуть за привидевшуюся во сне фантасмагорию и распознать скрытые желания. Эта возможность довольно широко используется в психотерапии. Неосознаваемые желания обычно выглядят в сновидениях сбывшимися. Это напоминает мечты о недоступном как об осуществленном. Влюбленный в знаменитую актрису воображает себя рядом с ней. Бедняк, с трудом зарабатывающий на текущие расходы, в мечтах видит себя богачом, помогающим родным, знакомым, соседям и несчастным сиротам. Положения дел такие игры воображения, в общем-то, не меняют, но вполне способны смягчить переживания, связанные с недостижимостью желаемого и отчасти помочь принять жизнь такой, какая она есть. Если желание во сне остается неисполненным, то спящий, как правило, просыпается, а сон вспоминается как неприятный, тягостный или даже кошмарный.
 Так происходило с Настей в первый год ее замужества. Мама никогда не хвалила Настю, никогда не была с ней ласкова, не говорила, что любит ее, что горда или просто довольна ей. Свои чувства к дочери она выражала замечаниями, нотациями, а подчас и бранью, не особенно стесняясь в выражениях. Настя не испытывала теплых чувств к маме. Боялась ее, тяготилась ее контролем, чувствовала себя одинокой и несчастной, особенно когда мама требовала и добивалась безоговорочного повиновения. Если нельзя любить маму, делиться с ней сокровенным, слышать от нее слова утешения и поддержки, рядом с папой чувствовать себя принцессой, ощущать семью своими «корнями», то способность чувствовать непрерывность собственного бытия и способность к отождествлению развиваются слабо, а то и вовсе не развивается.
 Мама, довольная замужеством дочери, перестала наставлять ее, делать замечания и учить уму-разуму. Они редко виделись и почти не разговаривали. Ведь для мамы разговаривать означало ругать, унижать, заставлять что-то делать, подчинять себе. В этом теперь не было нужды. И мама практически перестала замечать дочь. Отношения с мамой просто исчезли. Настя ощутила пустоту. Оказалось, что ругань мамы лучше ее невнимания. Нереализуемое, неосознаваемое желание маминой ласки и внимания, усилившееся после ухода из родительского дома, стало источником повторяющихся снов. Разъяренная мама, ищущая дочь, – искаженный образ маминого внимания, которого Настя, уехав из родительского дома, лишилась окончательно. Представить же себе маму ласковой Настя в то время не могла даже во сне. Возникал конфликт между желанием и тем способом его реализации, на которое было способно тогда Настино воображение.

Лёня

 Настя искала в Интернете собеседника. Искала без определенной цели, желая лишь отвлечься от серости и скуки, поболтать с кем-то новым. Один ник показался ей забавным. Завязалась переписка. Лёня писал интересно и легко. Никаких запретных тем для него, похоже, не существовало. Он заговорил о сексе в первых же письмах. Не о сексе вообще, а о сексе, который у них будет, когда они встретятся. Нарушение маминого табу Настю будоражило, раскрашивало окружающий мир яркими красками. К собственному удивлению Настя поддержала запретную тему. Легко писала о том, о чем не решалась еще недавно даже думать.
 Лёня жил в Израиле. Настя поначалу считала это непреодолимым препятствием для встречи. Никаких связей у семьи Насти с еврейским государством или евреями не было. Евреи, Израиль существовали где-то в другом мире, о котором Настя не знала почти ничего. Среди знакомых, коллег и бывших однокурсников Насти евреи попадались, но они ничем от всех прочих, на взгляд Насти, не отличались. Их еврейство для Насти ничего не значило. Что-то вроде размера обуви или модели сотового телефона.
 Папины родители евреев не любили. С семьей Насти они почти не общалась. Мама Насти и ее свекровь испытывали друг к другу неприязнь с давних пор. Свекровь говорила, что мама Насти «попортила их породу», находя в невестке признаки «еврейской крови»: «Образованная и интеллигентка». Покойный дедушка, ее муж, был твердокаменным коммунистом и идейным антисемитом: «Бей жидов, спасай Россию!» Впрочем, Настя папиных родителей видела редко и к их юдофобии относилась безразлично.
 Лёня прислал приглашение и билет. Очное знакомство состоялось в «Бен Гурионе».

Израиль

 Жизнь в Израиле оказалось вовсе не сказочной. Отношения с Лёней складывались непросто. Его многочисленные друзья Настю не приняли. Они же казались ей непонятными, «другими». И дело было не в отсутствии общего. Общее как раз находилось. Два Лёниных приятеля были земляками Насти, и у них даже нашлись общие знакомые. С подругой одного из них она училась в одной школе. Но стать частью Лёниной компании Настя не смогла. Для того, чтобы войти в сложившуюся компанию нужны навыки отождествления себя с группой. Настя же была их практически лишена. Их разговоры, шутки, развлечения вызывали растерянность и недоумение. В обществе друзей Лёни Настя держалась скованно. В основном молчала, а если говорила, то часто невпопад. Временами ей казалось, что друзья Лёни над ней подсмеиваются, смотрят на нее свысока. Настя обижалась, плакала, требовала от Лёни вмешаться. Иногда друзья обижались на Настю и просили Лёню избавить их от ее общества. Своих же друзей у Насти не появилось. Как их, впрочем, не было и в родном городе.
 Много сложностей создавало отсутствие гражданства. В Израиле гражданство сразу получают лишь евреи и члены их семей. Брак, заключенный на Кипре Настей и Лёней после приезда в Израиль, такого права не давал. Насте предстоял длинный и непростой путь. Получение права на работу, ежегодные визиты в МВД с доказательствами нефиктивности их брака с Лёней, и лишь лет через пять, при благоприятном стечении обстоятельств, - статус постоянной жительницы.
 Еще нужно было учить иврит, приспосабливаться к непривычной обстановке, работать, если удавалось куда-нибудь устроиться, искать пути для профессиональной переподготовки. Настя справлялась. Не всегда наилучшим образом, но справлялась. Чувствовала она себя в Израиле лучше, чем в родном городе. Почти исчезло чувство вины за все и перед всеми, уверенность в себе заметно выросла, не мучило ощущение серости и бессмысленности жизни.