Сабина Шпильрейн. Контекст судьбы. (Продолжение)

X.Евреи в русской революции.

 До смуты, в революцию и гражданскую войну евреи были во всех антимонархических партиях от конституционных демократов до анархистов и эсеров. Марксистские течения, видимо, особенно привлекали евреев. Надо думать, не из-за происхождения автора «Капитала». Попытка Карла-Генриха Маркса объяснить национальные, религиозные, социальные, политические противоречия экономически, и его уверенность в их исчезновении при правильном распределением житейских благ завораживала. Евреям, растерявшим национальное мироощущение, Марксово учение сулило избавление от проклятия еврейства. Казалось, можно будет распрямиться, стать такими как все, показать себя, разбудить спящих, повести их за собой… Чем радикальнее партия толковала Основоположника, тем энергичнее избавлялись ее сторонники-евреи от собственного еврейства. Охотник за провокаторами Владимир Львович Бурцев (1862 - 1942) как-то сказал:

«Среди большевиков нет евреев, есть лишь интернационалисты» (1).

 Знаменитой эта фраза стала, прозвучав в устах Троцкого. Потом ее повторили десятки евреев-большевиков. Но если русский Бурцев не соглашался объяснять успех большевистского переворота антироссийскими усилиями «международного еврейства», то его слова, повторенные евреями-большевиками, выглядели лишь стремлением преодолеть или просто скрыть свою национальность.
 В российскую распрю погибло около ста тысяч евреев (2), далеких от революции и марксизма, просто жителей городков и местечек Юго-Западного края разваливающейся Империи. Погибли в основном от рук противников Советской власти. Большевики, провозгласив безбрежный интернационализм, с погромщиками расправлялись со всей революционной жесткостью, даже если избиение евреев учиняли части, воевавшие под красным флагом. Большевики не вспоминали о нескольких сотнях антиеврейских законов, исчезнувших в феврале вместе с императорской Россией. На «белых» же территориях они по-прежнему действовали. Все это среди прочего сместило еврейские симпатии в сторону большевизма. Марина Цветаева в тогдашнем своем «белом» запале, клеймя брезгливым презрением Осипа Мандельштама за «Шум времени», гневно бросила ему:

«Из всех песен Армии […] отметить только: Бей жидов – даже без сопутствующего: Спасай Россию […]» (3).

 В 2002-ом тот же мотив, но не гневно и обличительно, а сурово-назидательно - у Александра Исаевича Солженицына:

«[…] казалось так, что не только евреи-большевики, но будто все еврейство в целом избрало свою сторону в Гражданской войне: красных. Сказать - на этот выбор их ничто  не толкнуло? Нельзя. Сказать - другого выхода не было? Тоже нет» (4).

 Полагаю, русские классики немного увлеклись нравоучениями. Ждать от еврея понимания «Бей жидов!» лишь потому, что у погромщика болит сердце за Россию… Надеяться, что еврейское местечко, жившее между молотом погрома и наковальней Высочайшего бесправия, выбирая между избиениями, смертью, вековой ущербностью и избавлением, пусть даже иллюзорным, станет искать какой-то «другой выход»… Даже для еврейской парадоксальности – это, пожалуй, слишком.
 Одни евреи, отказавшись от национального Закона, тысячелетиями охранявшего их, не утратили стремления во что-то верить. Революция вполне для этого годилась. Другим - новые возможности вскружили головы вполне по-земному, напрочь лишив еврейского здравомыслия. В большевизме им почудился путь в большой мир к торжеству над вчерашними гонителями, возможность зажить лучше и веселее.
 Третьих под красные знамена привела неистребимая живость еврейской натуры, суетливая опаска отстать от других, упустить самое важное. Четвертых… Объяснений еврейского соучастия в русской революции много. Будет, надо думать, еще больше. Время идет, множатся мифы, и каждый, в конце концов, сможет уверовать в сообразное собственным убеждениям и наклонностям.

 Разрушение Империи привело к росту еврейского населения крупных городов, особенно Москвы и Петрограда. Ехали из черты оседлости, возвращались из Европы и Америки. Не все возвращающиеся евреи в прошлом боролись с самодержавием. Многие бежали от унизительных антиеврейских законов Империи, хотели получить за границей образование, труднодоступное им в России. Исаак Нафтульевич Шпильрейн, младший брат Сабины Николаевны, приехал в Москву в двадцать первом. Во время войны, как российский подданный, проживавший на германской территории, он был интернирован. После победы стран Согласия вернулся через Турцию и Грузию в Россию. Ко времени приезда Сабины Николаевны он возглавлял секцию психотехники института философии и лабораторию промышленной психотехники Наркомата труда (5).
 После революции евреев стало больше не только в столицах, они появились там, куда в императорской России евреев не пускали: в государственных учреждениях, в армии, карательных органах, нередко в немалых чинах; среди профессуры. Возросло число студентов-евреев.

 «…евреям, жадным до интеллектуальных занятий, большевистский режим открыл позиции, некогда безраздельно принадлежавшие русским привилегированным классам, формировавшим интеллигенцию, теперь частично отстраненную по социальной неблагонадежности, частично же истребленную или эмигрировавшую» (6).

 За открывшиеся возможности нужно было платить. Не только службой режиму и верой во всесилие коммунистической идеологии, но и отказом от национального самосознания. Большевики с иррациональной жесткостью разрушали национальную жизнь не только евреев. Марксизму, в ранней российской версии c ее сверхценным суждением о главенстве классовой борьбы, враждебным и «буржуазным» казалось любое национальное самосознание, даже титульной нации.
 На краткий исторический миг в сознании Советского Человека даже возник миф о привилегированном статусе евреев. В 1929 году Исаак Нафтульевич Шпильрейн опубликовал в четвертом номере «Психотехники и психофизиологии труда» социально-психологический этюд «О перемене имен и фамилий». В рассмотренной им выборке чаще встречались замены русских фамилий еврейскими, чем наоборот (7). Связано это было, полагаю, отчасти с возникшим ощущением «престижности» еврейства, моды на еврейские фамилии, отчасти c ослаблением русского национального самосознания в большевистской России.

(1) Йосеф Недава «Вечный комиссар», стр. 108. Перевод с английского Бориса Таубина. Москва СНПП «Корунд», 1991 год.
(2) Норман Кон «Благославление на геноцид», стр. 93. Перевод с английского С. С. Бычкова. Москва, «Прогресс», 1990 год.
(3)«Мой ответ Осипу Мандельштаму». Цитируется по Марина Цветаева. Избранные сочинения, Москва, «Литература», 1998 год, т.2, стр. 536.
(4)А.И. Солженицын «Двести лет вместе». Москва, «Русский путь» 2002 год, т.2, стр. 135.
(5)Александр Эткинд «Эрос невозможного», «МЕDУЗА», Санкт-Петербург, 1993 год, стр. 204.
(6)Йосеф Недава «Вечный комиссар» Москва СНПП «Корунд», перевод с английского Бориса Таубина, 1991 год, стр. 127.
(7)Александр Эткинд «Эрос невозможного», «МЕDУЗА», Санкт-Петербург, 1993 год, стр. 204.