О профессии и немного о себе (продолжение).
IV. В оттепель.

 5 марта 1953 года умер Вождь и Учитель. Через неполный месяц – 3 апреля – президиум Центральный комитет КПСС объявил: Дело «врачей-вредителей» – фальсификация. Из постановления: «Принять предложение Министерства внутренних дел СССР о полной реабилитации и освобождении из-под стражи врачей и членов их семей, арестованных по так называемому «делу о врачах-вредителях» в количестве 37 человек».
 26 июня 1953 года был арестован (по слухам – убит) Лаврентий Павлович Берия (1899 - 1953) – многолетний шеф советских карательных органов, а на момент устранения – член Политбюро ЦК КПСС, заместитель Председателя Совета Министров, претендовавший, как ближайший сподвижник покойного Сталина, на его наследство. По официальной версии его расстреляли по приговору Специального судебного присутствия Верховного суда СССР 23 декабря 1953 года. Общество отозвалось частушкой: «Берия, Берия вышел из доверия, а товарищ Маленков(1) надавал ему пинков».
 В мае 1954 года журнал «Знамя» опубликовал «Оттепель» – повесть Ильи Григорьевича Эренбурга (1891 – 1967), давшую имя тому времени.
 В феврале 1956 года Никита Сергеевич Хрущёв (1894 – 1971) выступил с критикой Сталина и сталинизма на XX съезде КПСС.
 В третьем номере за 1956 год «Вопросов психологии» – журнала, созданного в 1955 году, появилась статья директора психоневрологического института им. Бехтерева Владимира Николаевича Мясищева (1893 – 1973) «О значении психологии для медицины». Наверное, эту статью можно считать манифестом восстановления психологии, как самостоятельной науки, имеющей свой предмет, и психотерапии как дисциплины прикладной.
 Критиковали Сталина умеренно. Доклад Хрущёва не появился в открытой печати. С ним знакомили лишь местные партийные органы на закрытых совещаниях. Но довольно быстро этот секретный партийный документ распространился по стране, породив фактом своего несанкционированного тиражирования феномен, названный позже самиздатом(2). Внятной же критики многочисленных аутодафе, организованных лидерами сталинской науки своим коллегам, не прозвучало, насколько мне известно, и по сей день. В 1956 году деидеологизировать науки о психике никто не собирался, а в Перестройку и после, о той трагедии, похоже, вспоминать не захотели.
 В научной литературе послесталинского периода сохранилась и даже усилилась антизападная риторика. Трудно найти там упоминание имени западного психотерапевта, психолога или психиатра без противопоставления его «неправильных» взглядов диалектическому материализму и передовой советской науке. Поколение советских психотерапевтов, психологов и психиатров середины XX века не было знакомо с трудами всех этих «метафизиков», «волюнтаристов», «эклектиков», «идеалистов» и просто своих коллег «оттуда». Их книги и статьи в СССР не издавали, на русский язык не переводили, а советских за «железный занавес» отпускали редко, только самых идеологически стойких и под надлежащим присмотром.
 Книги, оставшиеся еще с дореволюционных времен, завезенные, переведенные, изданные в середине двадцатых – начале тридцатых, когда идеологи еще не обрели должную сноровку и возможности, частью уничтожили, частью заперли в спецхраны.
 Критика «буржуазной» науки в тогдашней советской печати походила на борьбу церкви с ересями в первые века христианской эпохи. Тогда тексты, не вписывающиеся в кафолическую доктрину, тоже прятали и уничтожали. Правоверные же критики в собственных трудах опошляли, пересказывали в уничижительной тональности взгляды своих оппонентов, лишенных возможности возразить, и в итоге растаптывали получившийся вздор (3).
 Проблема личности в медицинской психологии и психотерапии обозначалась как центральная. Личность, по мнению Мясищева, заменила «в материалистической психологии мистическое понятие души» (4). При этом понимание личности провозглашалось «ареной острой идеологической и методологической борьбы»(5), что в советской реальности обеспечивало психологии и психотерапии надлежащее идеологическое руководство. Недремлющее око партии следило, в первую очередь, за такими вот «аренами». Назначенные врагами западные психологи, психотерапевты и психиатры, полагаю, не подозревали о своем участии в мировоззренческих баталиях. Для советских же специалистов провозглашенная борьба была, прежде всего, требованием согласовывать, под угрозой потери работы и социального статуса, свои мысли, гипотезы, теории с господствующей идеологией. Ведь «только теория, правильно объясняющая природу общества и общественных явлений, может правильно осветить проблему личности» (6). А что могло быть в СССР правильнее марксизма-ленинизма?
 Время шло и постепенно разрыв между коммунистическим вероучением и отношением к делам конкретным, с политикой и идеологией напрямую несвязанным, становился заметнее. В текстах, лекциях, выступлениях догматы марксизма-ленинизма, высказывания вождей, подобающие случаю, звучали по-прежнему, но, по большей части, как-то неубедительно, скороговоркой, без былого пыла. При обсуждении же вопросов конкретных ссылки на решения пленумов ЦК и классиков марксизма-ленинизма постепенно становились чем-то неуместным и даже не вполне приличным.
 В 1956 году вышел сборник работ Льва Семёновича Выготского (Льва Симховича Выгодского, 1896 – 1934), самого тогда известного в мире советского психолога, неупоминавшегося советской печатью двадцать лет. Опала трудов и имени Выготского, вероятно, имела не одно основание. Наиболее значимым сегодня видится его близость к Льву Давидовичу Троцкому (Лейба Давидович Бронштейн, 1879 – 1940) в двадцатых годах. «...Выготский вместе со всем своим окружением находился под интеллектуальным и политическим влиянием Льва Троцкого» (7). Близость эта была, похоже, больше мировоззренческой, идейной, чем личной или политической. «...наша наука [психология – М. Т. ] в такой мере будет становиться марксистской, в какой мере она будет становиться истинной, научной; и именно превращением ее в истинную, а не над согласованием ее с теорией Маркса мы будем работать [...] Марксистская психология есть не школа среди школ, а единственная истинная психология как наука; другой психологии, кроме этой, не может быть» (8). Мысль вполне «троцкистская» и, в определенном отношении, – вариация на тему конфликта Троцкого, тяготевшего к пониманию идей Карла Маркса как вероучения, со Сталиным, практиковавшим «творческое», прагматичное отношение к марксизму, готовым сколь угодно гибко приспосабливать его к борьбе за свою абсолютную власть, ее укрепление и расширение.
 В большевистской мифологии середины двадцатых – тридцатых годов Троцкий из героя революции, ее второго вождя, создателя победоносной Красной Армии превратился в воплощение абсолютного зла, демона, извечного врага светлых богов Ленина и Сталина. Все, на что падала тень Льва Давидовича, советской властью тех лет уничтожалось, предавалось забвению, объявлялось либо враждебным, либо никогда не существовавшим.
 В 1934 году была опубликована самая, пожалуй, известная работа Выготского «Мышление и речь». В ней он немало места посвятил критическому анализу взглядов Жана Пиаже (Jean William Fritz Piaget, 1896 – 1980) на развитие речи и мышления ребенка. Анализ внятный, уважительный, доказательный, но, в соответствии со взглядами Выготского, вполне марксистский, отстаивающий и абсолютизирующий примат социально-исторического. «...закономерности, которые Пиаже установил, те факты, которые он нашел, имеют не всеобщее, но ограниченное значение. Они действительны hinc et nunc, здесь и теперь, в данной и определенной социальной среде. Так развивается мышление ребенка не вообще, но мышление того ребенка, которого изучал Пиаже. [...] закономерности, найденные Пиаже, суть не вечные законы природы, но исторические, социальные законы...»(9).
 «Мышление и речь» вошла в сборник работ Выготского 56-го года – первое переиздание за двадцать два года. Публикация эта вернула советской науке и великого швейцарца, не издававшегося на русском языке, кажется, с 1932 года. И еще: вполне марксистские возражения Выготского Пиаже по форме, стилю, обоснованности резко контрастировали с привычной уже советским ученым уничижительной «критикой», походившей более всего на ритуальную брань.


1. Георгий Максимилианович Маленков (1901 – 1988) – Председатель Совета Министров СССР в 1953 -55 гг. На эту должность был назначен после смерти Сталина по предложению Берии.
2. «Самиздат» – неофициальное и, соответственно, неподцензурное изготовление и распространение текстов в послесталинскую эпоху. «Самиздат» по природе своей отличался от нелегальной дореволюционной и послереволюционной литературы, представленной в основном политическими текстами, направленными на изменение политического строя, до 17-го года царского, после – коммунистического. Феномен «Самиздата» отражал не столько оппозиционные настроения, сколько интеллектуальный голод читающей и мыслящей публики. Изготовление и распространение самиздатовской продукции, как правило, никем не финансировалась, не направлялось и не организовывалось. Тексты перепечатывали, изготовляли их фото - и ксерокопии вполне приватно за счет собственных средств и возможностей. Содержательно они отражали, в основном, интересы изготовителей. Литература, часто даже издававшаяся в советские годы, но похороненная в спецхранах, ставшая библиографической редкостью, написанная за границей или переведенная самодеятельно. Тексты идеологические. От лево-коммунистических до националистических, религиозные, всех мыслимых в СССР конфессий. Мистика всевозможных оттенков, религиоведение, музыка, философия, психология и психотерапия, расизм, фашизм – все это и многое другое существовало в «Самиздате». Были, конечно же, среди отпечатанных на пишущих машинках книги, за которые и в послесталинские годы можно было получить немалый срок. Например, за Солженицынские «В круге первом» и «Архипелаг ГУЛАГ». Но не они, в общем-то, определяли феномен «Самиздата». Немало советских граждан просто не хотели удовлетворять свои интеллектуальные потребности набившей оскомину, выхолощенной, часто до полной неудобоваримости умственной жвачкой, которой были завалены библиотеки и книжные магазины.  Большую, чем «Самиздат», популярность имел «Магнитиздат» – самодеятельное изготовление и распространение магнитофонных записей выступлений Александра Галича, Булата Окуджавы, Владимира Высоцкого, Юлия Кима, певцов-эмигрантов. Народ хотел слышать своих поэтов, и государство, пораженное идеологическим ступором, ничего с этим поделать уже не могло.
Названия «Самиздат», «Магнитиздат» – пародия на официоз «Госкомиздат», «Политиздат» и им подобные. Существовал еще и «Тамиздат» – книги, не обязательно антисоветские, но обязательно изданные за границей и проникавшие в Страну Советов через расширяющиеся дыры «Железного занавеса».
3. Афонасин Е. В. «Античный гностицизм в свидетельсвах христианских апологетов». Издательство Олега Бышко, Санкт-Петербург, 2002.
4. Мясищев В. Н. «Некоторые вопросы теории психотерапии», «Вопросы психотерапии», вып. 3, 1972.
5. Лебединский М. С., Мясищев В. Н. «Введение в медицинскую психологию», издательство «Медицина», 1966.
6. Там же.
7. Эткинд А. М. «Содом и психея», «ИЦ-Гарант», Москва, 1996.
8. Выготский Л.С. «Исторический смысл психологического кризиса». Собрание сочинений, т. 1. Москва «Педагогика», 1982.
9. Выготский Л.С. «Мышление и речь». Собрание сочинений, т. 2. Москва «Педагогика», 1982.


Продолжение.

К началу очерка.

К титульному листу.