О профессии и немного о себе (продолжение).

II. Психотерапия (часть 1).

 С психотерапией в Советском Союзе все было заметно сложнее. И дело было не только в ничтожном числе, даже в сравнении с психиатрией, рабочих мест. Представления о душе, как самостоятельной сущности, плохо сочеталась с основополагающим догматом о первичности материи в упрощенной марксистско-ленинской версии. Субъективность и неповторимость переживаний – предмет психотерапии – вызывали подозрения и раздражение у ревнителей коммунистической идеи своей внеклассовостью, аполитичностью и принципиальной неунифицируемостью. Психотерапию в общем-то не запрещали и не отрицали ее полезность, но жесткий и невежественный контроль за ней, всяческие ограничения существовали всегда.  В 1933 году Иван Петрович Павлов (1849 – 1936), академик, лауреат нобелевской премии 1904 года за работу по физиологии пищеварения, высказал мысль, кажущуюся сегодня наивной и немного даже странной: «Наступает и наступит, осуществится естественное и неизбежное сближение, и наконец, слитие психологического с физиологическим, субъективного с объективным – решится фактически вопрос, так долго тревожащий человеческую мысль. И всяческое дальнейшее способствование этому слитию есть большая задача ближайшего будущего науки»(1). Идеологи заката сталинской эпохи превратили мечту посмертно канонизированного академика в государственный императив развития наук о душе. Мечта Павлова вполне вписывалась в тогдашние сталинские усилия по идеологизации науки. Вождь скончался, не завершив задуманного. Но дела его, силой инерции, трудами ретивых сподвижников, последователей и единоверцев жили еще не одно десятилетие, тормозя и корежа естественное развитие многого, в том числе и психотерапии.

 Догадки, прозрения, практические приемы, породившие в новейшее время психотерапию, существовали, видимо, еще в доисторические времена. Они или их прямые потомки дожили до наших дней в сакральных знаниях, в таинственных текстах на древних языках, понятных сегодня немногим, в навыках целителей, колдунов и шаманов, из племен, не приобщившихся к современной цивилизации. Сохранилось эта первооснова психотерапии и в местах, где наука, культура, религия, просвещение, технологии активно развивались и развиваются. Ее можно разглядеть в мифах, вероучениях, апологиях и предрассудках; в историях о вечном враге Единого Бога – дьяволе, его жертвах, приспешниках, поклонниках и свите; в легендах о магах и магии; в суевериях и чудесах. Когда же просвещенное человечество подрастеряло страх перед неведомым, а успехи естественных наук стали кружить головы, стихийная психотерапия, отчасти оторванная от породившей ее почвы, стала предметом острейших дискуссий. Общественное сознание то безгранично и, в общем-то, безосновательно превозносило возможности «магического» целительства, то размахивая знаменем молодого и агрессивного материализма, глумливо отрицало саму его возможность.
 Научная психотерапия первые шаги сделала в конце XVIII века. Доктор медицины Венского университета Фридрих (Франц) Антон Месмер (Friedrich Anton Mesmer, 1736 - 1815), похоже, первым предпринял попытку согласовать стихийную психотерапию с разумом и современной ему наукой. Концепция его получила название животного магнетизма (animal magnetism). Главное действующее начало по Месмеру – некий флюид. Распределенный в теле неравномерно, он вызывал болезнь. Магнетизер (так назывался тогда психотерапевт), телодвижениями, весьма похожими на действия нынешних киношных колдунов, перераспределял флюид, и больной выздоравливал. Устраивались групповые сеансы. Из пациентов составлялась «магнетическая цепь» или использовался чан с «намагниченной» водой. Конвульсии, возникавшие у некоторых пациентов во время сеансов, – полагал Месмер – отражали движение флюида в теле. Фантастичность теории доктора Месмера сочеталась с вполне реальными результатами. Его пациенты иногда выздоравливали или испытывали облегчение. Внимание общества к работе Месмера, непримиримость взглядов его сторонников и оппонентов подтолкнули французского короля Людовика XVI в 1784 году к учреждению двух комиссий для изучения животного магнетизма. Одну от Академии наук, другую от Королевского медицинского общества, преобразованного позже в медицинскую Академию.
 Самые известные члены комиссий.
 Жан Сильвен Байи (Jean Sylvain Bailly, 1736 – 1793) — астроном, будущий деятель Французской революции, первый президент Учредительного собрания и мэр Парижа.
 Бенджамин Франклин (Benjamin Franklin, 1706 – 1790) ученый, изобретатель громооотвода, один из отцов-основателей США, посол тринадцати Североамериканских колоний Великобритании во Франции, член Академий многих стран, в том числе и Российской.
 Антуан Лоран Лавуазье (Antoine Laurent de Lavoisier, 1743 – 1794) – основатель современной химии.
 Жозеф Игнас Гильотен (Joseph-Ignace Guillotin, 1738 – 1814) – профессор анатомии, будущий член Учредительного собрания, друг Робеспьера и Марата, чьим именем назвали машину для обезглавливания.
 Через неполные десять лет после завершения работы комиссий, Байи, Лавуазье и Людовик XVI Бурбон были казнены по решению Конвента с помощью той самой машины, обесмертившей имя доктора Гильотена.
 Комиссии флюида не обнаружили. Из документа, получившего название «Доклад Байи»: «Воображение вызывает конвульсии и без магнетизма... Магнетизм без воображения ничего не порождает». Выводы комиссий для Месмера были, безусловно, неблагоприятными, но «Доклад Байи» стал первым в истории науки документом, удостоверившим существование психотерапевтического феномена: «Воображение вызывает конвульсии...» Месмер из чудотворца превратился в невежду и шарлатана. Почитание сменилось насмешками, пренебрежением и судебными исками. Подобно Христофору Колумбу, так и не узнавшему, что земля, на которой он высадился вовсе не Индия, а неизвестный европейцам материк, Месмер, открыв гипноз, не смог оценить его в полной мере.
 «Трагедия Месмера в том, что он пришел слишком рано – и слишком поздно…» – писал Стефан Цвейг (Stefan Zweig, 1881 –1942). И далее: «За сумеречным сознанием средневековья, благоговейным и смутно чающим, последовало поверхностное сознание энциклопедистов, этих всезнаек – так, по точному смыслу, следовало бы перевести это слово, – грубо-материалистическая диктатура Гольбахов, Ламетри, Кондильяков, которой вселенная представлялась интересным, но допускающим улучшения механизмом, а человек – всего лишь курьезным мыслящим автоматом...»
 И далее: «... эти просветители (и их убогие немецкие подражатели) объявили нелепыми бреднями все, чего нельзя ухватить пинцетом и вывести из тройного правила, выметая, таким образом, вместе с суеверием и малейшее зернышко мистики...»
 И еще: «...чего нельзя было математически проанализировать, они, в бойком своем высокомерии, признали призрачным, а то, чего нельзя постигнуть органами чувств, не только ничтожным, но просто несуществующим...»(2)
 Через учеников и последователей Месмера маркиза де Пюисегюра (3), Джозефа Делёза (4), Шарля де Виллера(5), Жульена-Жозефа Вирея(6), Франсуа Нуазе(7), аббата Хосе де Фария (8), Александра Бертрана (9), Луи Шарпиньона (10) психотерапевтическую идею унаследовал хирург из Манчестера Джеймс Брейд (James Braid, 1795 - 1860). Он заменил месмеровский термин «магнетизм» «гипнозом» и написал в 1843 году «Нейрогипнологию или трактат о нервном сне, рассматриваемом в его отношении к животному магнетизму и сопровождаемому многочисленными случаями его приложения для целей облегчения и исцеления болезней».
 Доклад хирурга и анатома Альфреда Вельпо(11) во Французской Академии наук 27-го февраля 1860-го года о работах Джеймса Брейда привлек внимание сельского врача из Пон-Сен-Венсане Амбруаза-Огюста Льебо (Ambroise-Auguste Liebeault, 1823 – 1905). Проведя самостоятельные исследования, доктор Льебо оставил обычную для того времени медицинскую практику и посвятил свои силы и время гипнотерапии. Он перебрался в Нанси. На его двери теперь значилось: «А. Льебо» вместо общепринятого: «Доктор Льебо». Гипноз не считался тогда лечением и частью медицины, поэтому щепетильный Льебо не счел возможным называть себя доктором.  В 1882-ом году профессор медицинского факультета в Нанси Ипполит Бернгейм (Hippoyte-Marie Bernheim, 1837 – 1919), заинтересовался работой Льебо. В 1884 году он опубликовал исследование «О внушении под гипнозом и в состоянии бодрствования». Возникла Нансийская школа гипнотерапии.
 В 1889 году доктора Льебо и профессора Бернгейма посетил 33-летний Зигмунд Фрейд, делавший тогда свои первые шаги в психотерапии и еще не открывший психоанализа. За три года до этого визита он стажировался в Парижском госпитале Сальпетриер у профессора Жана Мартена Шарко (Jean-Martin Charcot, 1825 – 1893), где гипноз изучали, но не лечили им как в Нанси. Шарко полагал гипнотическое состояние патологией.
 В Российской медицинской науке и практике animal magnetism Месмера заметных следов не оставил. Европейские психотерапевтические новации проникли в Империю лишь в конце XIX – начале XX века.

1. Павлов И. П. «О возможности слития субъективного и объективным» (из предисловия к книге А. Г. Иванова-Смоленского «Основные проблемы патофизиологии высшей нервной деятельности» , «Медгиз», 1933). Цитируется по полному собранию сочинений И. П. Павлова, т. 3, кн. 2 Издательство Академии наук СССР, 1951.
2. Цвейг С. «Врачевание и психика».Политиздат, 1992 г.
3. Маркиз Арман Мари-Жак де Шастне де Пюисегюр (Armand-Marie-Jacques de Chastenet de Puysegur, 1751 – 1825).
4. Джозеф Филипп Франсуа Делёз (Joseph Philippe Francois Deleuze, 1753 – 1835).
5. Шарль Франсуа Доминик де Виллер (Charles Francois Dominique de Villers, 1765 - 1815).
6. Жульен-Жозеф Вирей (Julien-Joseph Virey, 1775 – 1846).
7. Франсуа-Жозеф Нуазе (Francois-Joseph Noise, 1792— 1885).
8. Аббат Хосе Кустодио де Фариа (Jose Custodio de Faria, 1755 – 1819) (См. в «Моих рисунках» фотографию памятника ему в Панаджи, столице индийского штата Гоа.)
9. Александр Жак Франсуа Бертран (Alexandre Jacques Francois Bertrand, 1795 – 1831)
10. Луи Жозеф Жюль Шарпиньон (Louis Joseph Jules Charpignon, 1815 – 1886).
11. Альфред Арман Луи Мари Вельпо (Alfred Armand Louis Marie Velpeau, 1795-1867).