IV. Ксения.

 Отец Ксении умер, когда ей было восемь. Был он, как и мамин второй муж, офицером в немалом чине. Впервые о еврейских корнях мамы Ксения услышала в конце восьмидесятых, когда начался массовый отъезд в Израиль. Многолетнюю засекреченность своего происхождения мама объяснила страхом помешать карьере обоих своих мужей. В Советской армии еврейских жен старших офицеров не одобряли.
 Евреем был покойный дедушка Ксении Александр Соломонович, мамин папа. Ксения его никогда не видела. Он умер, когда ей было лет пять. Последние свои годы дедушка жил в другом городе, а фотографии его никогда на глаза Ксении не попадались. Альбом с ними мама хранила отдельно от других семейных фотографий, в шкафу под стопкой пододеяльников.
 Когда Ксения засобиралась в Израиль, мама рассказала, что еврейкой была и жена Александра Соломоновича – бабушка Анастасия Никитична, но в документах то ли из-за путаницы, то ли из страха перед антисемитизмом ее записали русской. Бабушку Настю Ксения помнила. Она была еще жива, когда Ксения заканчивала школу. Ее простонародный говор, яйца, крашенные отваром луковичной шелухи, и куличи на православную Пасху не очень-то вязались с еврейством. Но Ксению это не волновало. Национальные переживания она считала невежеством, скудоумием, суеверием и совершеннейшей ерундой, чем-то вроде веры в приметы и сглаз. Ни собственное происхождение, ни этническая принадлежность знакомых Ксению не интересовали. Покойный Александр Соломонович давал ей право на Израильское гражданство и возможность уехать из разваливающегося Советского Союза. Это имело значение. В родном городе не было перспектив, ни личных, ни карьерных. А прочие сантименты…
 Евреев и детей из смешанных семей в окружении Ксении и среди ее друзей было немало. О нелюбви к евреям она тоже знала. В основном от отчима. Выпив, он винил евреев во всех Российских бедах. Ксении его рассуждения казались убогими и скучными. Ни протеста, ни сочувствия они у нее не вызывали. Так, маразм уходящего поколения. Ксения удивилась, когда отчим одобрил ее желание уехать в Израиль. Оказалось, что его симпатии в арабо-израильских войнах на стороне израильтян. Жидов, погубивших Российскую Империю и Советский Союз, захвативших мировую экономику и гадивших, где только можно, он никак не связывал с «хорошими» евреями вроде соседа и собутыльника Аркаши Шапиро или израильтян, не единожды бивших арабов.

* * *

 В Израиле Ксении, в общем, понравилось. Но симпатия к новому месту жительства была с горчинкой: Израиль не вполне соответствовал представлениям Ксении о «загранице». Жизнь по еврейскому календарю с оглядкой на религиозные традиции, обсуждение в СМИ, на улице, приватно еврейских проблем, тем и дел немного раздражали. Ксения чувствовала себя комфортнее, если бы слово «еврей» произносилось пореже. Да и жизнь в Израиле, особенно поначалу, ни легкой, ни красивой не казалась. Но все это не помешало ей выучить иврит, получить вторую академическую степень по математике в Еврейском университете в дополнение к диплому педагогического института родного города и вообще освоиться.


Продолжение.

К началу.

К титульному листу.