Шломо Зигмунд Фрейд (продолжение).
IV. К психоанализу.

О. Ранк, К. Абрахам, М. Эйтингон, Э. Джонс, З. Фрейд, Ш. Ференци, 
Г. Закс. Берлин 1922 год  30 мая 1885 года Фрейд выиграл конкурс младших врачей и получил стипендию для шестимесячной стажировки в Париже, у тогдашней знаменитости профессора Жана Мартена Шарко, руководившего клиникой нервных болезней в самой, кажется, известной психиатрической больнице Европы – Сальпетриере. За предоставление стипендии Фрейду проголосовало тринадцать из двадцати одного члена комиссии. Как пишет Эрнест Джонс, победу Фрейду принесло «страстное ходатайство Брюкке, которое вызывало общую сенсацию». В 1956 году, в столетний юбилей Фрейда, в Сальпетриере была установлена памятная доска в честь той давней стажировки.
 25 апреля 1886 венская «Neue Freie Presse» напечатала объявление: «Д-р Зигмунд Фрейд, приват-доцент невропатологии Венского университета, возвратился из Парижа, где он находился в течение шести месяцев, ныне проживает по адресу: Ратхаусштрассе, 7». И еще Фрейд разослал двести визиток известным венским врачам.  Кроме организации своей практики Зигмунду Фрейду по возвращении из Парижа предстояло отчитаться перед Обществом врачей о своей работе и учебе у Шарко. Фрейд рассказал ученому собранию о мужской истерии. Приняли доклад плохо. Один из оппонентов, которого Фрейд в своей «Автобиографии» называет «старым хирургом», даже вышел из себя:
- Уважаемый коллега, как вы можете говорить такую чушь! Ведь Hysteron значит матка. Как может мужчина быть истеричным?
Но основным оппонентом Фрейда в дискуссии о существовании истерии у мужчин был, пожалуй, профессор неврологии и психиатрии Венского университета Теодор Мейнерт (Theodor Meynert, 1833 - 1898). Лекции Мейнерта Фрейд слушал в студенческие годы, в лаборатории Мейнерта изучал анатомию мозга, более полугода работал в отделении Мейнерта, когда в восемьдесят втором году отказался от науки ради заработка практического врача. Профессор Мейнерт – один из основателей анатомо-физиологического направления в психиатрии, первым описал аменцию – острую галлюцинаторную спутанность. В своей «Автобиографии» Фрейд пишет о Мейнерте: «…его труды и личность еще в студенческие годы привлекали меня».
 Мейнерт потребовал отыскать в Вене случаи мужской истерии и продемонстрировать их Обществу. Сделать это оказалось непросто. Подмоченная радикальной идеей репутация Фрейда оставляла мало шансов на добросовестное сотрудничество венских врачей в этих поисках. Из «Автобиографии»: «…старшие врачи, в отделениях которых я нашел такие случаи, отказались разрешить мне наблюдать за ними или их исследовать». В конце концов, Фрейд все же нашел и представил Обществу мужчину с убедительными признаками истерической парестезии. «На этот раз мне аплодировали, но дальнейшего интереса ко мне не проявили» – Написал он в «Автобиографии».
 Описание мужской истерии следует считать одним из самых значительных шагов к освобождению невротической психопатологии от жестких анатомо-физиологических соответствий, без которых, по господствующим в то время представлениям, невозможно было научное понимание болезни. Несколькими годами позже, заговорив о сексуальном происхождении неврозов, Фрейд, по сути, описал сексуальность как психический феномен, освободив ее тем самым от слишком тесных связей с гениталиями. Это дало возможность, во-первых, рассматривать детскую сексуальность, половые перверсии, «традиционную» сексуальность взрослых и ту, которую нынче именуют альтернативной, в одних и тех же понятиях, а во-вторых, позволило (и позволяет до сих пор) говорить о психологии и психопатологии сексуального влечения как о сущностях, относительно независимых от анатомических и физиологических влияний. За революционные идеи обычно денег не платят. Места в университетской клинике Фрейд не получил. И мог рассчитывать лишь на свою практику.
 В конце девятнадцатого века болезни, интересовавшие Зигмунда Фрейда, называли нервными. Сегодня чаще говорят о пограничных психических расстройствах. Они проявляются странными привычками, нарушениями поведения, меланхолией, навязчивыми мыслями и фантазиями, сниженной социальной адаптацией, сексуальными, функциональными и психогенными расстройствами внутренних органов, двигательными нарушениями без внятной телесной патологии. Эта область медицины во времена Фрейда делала лишь первые шаги. Успехи в лечении нервных расстройств были весьма скромны. Фрейд жаловался Марте на стыд из-за своего незнания, неловкости и слабости. Он пытался лечить своих пациентов массажом, ваннами, диетой, длительным отдыхом, электричеством.
 Как и многих из его коллег, Фрейда очаровал мираж гипноза. Летом 1889 он побывал в Нанси (Франция) – тогдашней Мекке психотерапевтов – для совершенствования техники гипноза у отцов-основателей гипнотерапии Амбруаза-Огюста Льебо (Ambroise-Auguste Liebeault, 1823 - 1904) и Ипполита Бернгейма (Hippoyte-Marie Bernheim, 1837 - 1919). Позже наступило разочарование. Отдаленные результаты гипнотерапии, как выразился со свойственной ему жесткостью Фрейд, были жалкими. Но именно из гипнотерапии выросло представление о катарсисе – «очищающем» воспоминании. Гипнотическое состояние необходимой для катарсиса глубины, возникает, как сегодня известно, не более чем у десяти процентов людей. Пациентов, не способных к такому гипнотическому состоянию, Фрейд пытался побуждать к воспоминаниям расспросом, убеждением, неотличимым подчас от внушения.
 Трудно установить точную дату открытия метода свободных ассоциаций(6). Джонс полагает, что где-то между 1892 и 1895 годами. Первый шаг к новому методу Фрейду помогла сделать его пациентка фрейлин Элизабет фон Р. Она как-то сказала Фрейду, что своими вопросами он мешает свободному потоку ее мыслей. Нужно было быть Зигмундом Фрейдом, чтобы услышать в этих словах нечто большее буквального их смысла и недовольства врачом капризной девицы. Правда, не сразу. Прошло время, прежде чем Фрейд отказался от расспросов и подталкивания пациентов к воспоминаниям, оставив за собой лишь анализ мыслей и образов, всплывающих в сознании пациентов. Шаг этот, как пишет Эрнст Джонс,«…мог показаться странным, ибо он означал замену систематического и целенаправленного поиска слепым и бесконтрольным блужданием без какой-либо определенной цели». Но к открытиям нередко ведут именно «странные шаги». Современный немецкий исследователь психоанализа Альфред Лоренцер (Alfred Lorenzer) назвал это «блуждание» переворотом в отношениях врача и пациента. Фрейд отказался от шаблонов медицинской диагностики, унифицирующих страдание, и предоставил пациенту возможность свободно о нем высказаться. Врачу же взамен привычной власти над больным доставалась лишь роль интерпретирующего слушателя. Впрочем, широкой известности ни в академических кругах, ни среди больных эти новации Фрейду поначалу не принесли. Немногочисленный круг его тогдашних пациентов ограничивался венскими и русскими евреями, приезжавшими на лечение по рекомендациям своих немецкоговорящих родственников. Годы с 1901 по 1906 Джонс назвал временем выхода из изоляции. В октябре 1902 года в Вене, на Берггассе 19 собралась небольшая компания врачей-евреев. Макс Кахане, Рудольф Райтлер, Вильгельм Штекель и Альфред Адлер пришли к Фрейду обсудить новый подход к лечению нервных расстройств.
 Суть идей, обсуждавшихся тогда в доме Марты и Зигмунда Фрейдов звучит в нынешней лексике примерно сулдуюзим образом. Осознаваемое не образует самодостаточной непрерывности. Разрывы в нем заполняются качественно иными, бессознательными психическими процессами. Одни из них легко осознаются, от других же сознание защищается вытеснением, делая их недоступными непосредственному наблюдению. Вытесненное, его влияние на поведение и переживания можно обнаружить, интерпретируя свободные ассоциации, симптомы болезни, сновидения, ошибочные действий, перенос. Цель психоанализа, как ее обозначил Фрейд, – осознание бессознательного. Сегодня чаще говорят об интеграции – восстановлении или создании единства Ego c вытесненными переживаниями.

* * *

 Среди множества проблем новорожденной науки была одна, с которой вряд ли сталкивались другие области человеческого знания, во всяком случае, в новейшей истории. Не только Зигмунд Фрейд, но и большинство психоаналитиков первого призыва были евреями. Евреями также были и многие их пациенты. А неочевидность и умозрительность интерпретаций сновидений, ошибок, описок, свободных ассоциаций и симптомов имели отчетливый привкус талмудических штудий. Психоанализ, вопреки желанию его создателя, приобретал репутацию «еврейской науки». Это не радовало. Во-первых, этнический акцент оценки снижал научное значение психоанализа и возможности практического его использования. А во-вторых, противоречил космополитическим устремлениям самих психоаналитиков. Страх перед разрушительными, как полагал Фрейд, последствиями «еврейской» репутации психоанализа преследовал основателя новой науки в течение многих лет. Пик этого страха, выросшего из переживаний отчужденности и гонимости, – эмоциональная вспышка Фрейда перед вторым конгрессом в Нюрнберге в 1910 году. Тогда он в довольно таки истеричной манере заявил психоаналитикам-евреям, протестующим против предпочтения, выказанного им швейцарцам: «... евреи не могут завоевывать друзей для новых идей... я слишком стар, чтобы выдерживать постоянные нападки... все мы в опасности, а швейцарцы спасут нас - спасут меня и вас всех тоже».  Первым иностранным ученым-неевреем, проявившим интерес к психоанализу, стал цюрихский профессор психиатрии, будущий создатель концепции шизофрении Эуген Пауль Блейлер (Eugen Paul Bleuler, 1857-1939). В 1904 году он сообщил Фрейду, что уже в течение двух лет изучает со своими сотрудниками психоанализ. Интерес Блейлера означал не только начало международного признания, но и давал возможность избавить психоанализ от «еврейского клейма».


Продолжение.

Примечания.

Литература.

К началу очерка.

К титульному листу.