О профессии и немного о себе.

 Психотерапия, психиатрия, психология... Каждая из этих наук о душе имеет историю, предмет, задачи, цели, собственные тупики, кризисы и отличительные особенности. Подчас переплетение их перерастает во взаимопроникновение, и междисциплинарное размежевание становится решительно невозможным. Особенно это заметно в области практической, прикладной, где анализ конкретной проблемы ценнее непротиворечивости и целостности концепции.
 В очерке – несколько эпизодов, отражающих мои представления о психотерапии и значимости отдельных событий в ее истории.

I.Психиатрия.

 Почти сорок лет назад я поступил в Ярославский медицинский институт. Сейчас его называют медицинской академией, но прежнее название мне нравилось больше. Психотерапия привлекала еще до получения студенческого билета. Причины тому – влияние мамы (она была психиатром) и еще одного человека, о котором я надеюсь когда-нибудь написать.
 Медицинские ВУЗы психотерапевтов не готовили. По правилам тех лет психотерапевтами становились врачи, имевшие опыт работы, обычно, в психиатрии, и прошедшие специализацию по психотерапии. Стать же психиатром было трудно. Главное (но не единственное) препятствие тому – малое число рабочих мест. Не то что бы психиатры были не нужны – больных было много и число их постоянно росло. Но существовал ощутимый разрыв между потребностью в психиатрической помощи и реальными возможностями психиатрии. Такое положение предопределили многие обстоятельства. Более всего, помимо хронической нехватки средств, пожалуй, – импульсы, исходившие из самых высоких сфер. Еще в двадцатые годы устроители советского здравоохранения уверовали сами и неустанно уверяли других в неизбежном исчезновении психических заболеваний при коммунизме. Люди сходят с ума – гласила созданная ими идеологема – из-за пороков общества и угнетения человека человеком. Поскольку, в Светлом Коммунистическом Завтра не будет частной собственности и общественных язв, ею порождаемых, душевные расстройства неминуемо исчезнут. Отсюда следовал практический вывод: расходовать и без того скудные народные средства на развитие психиатрии просто незачем. Ведь лечебницы скоро опустеют, а психиатров придется переучивать. Психиатрические больницы в Советской России поначалу не строили. На содержание же лечебниц, доставшихся в наследство от Российской империи, средства отпускались самые незначительные. Шли годы. Больных, вопреки заверениям идеологов, меньше не становилось. Наоборот, число их неуклонно росло. Требовались помещения, где неспособных жить самостоятельно можно было, если и не лечить, то хотя бы содержать. На нужды психиатрии отдавали разоренные революцией монастыри и барские усадьбы. Организовать в них содержание и лечение психически больных было сложно. В несколько лучшем положении поначалу находились пациенты психиатрических больниц, построенных до революции. «Белые столбы» – Московская областная психиатрическая больница №5 в Подмосковьи, известная народу по песне Александра Галича, «Канатчикова дача» – Московская клиническая психиатрическая больница №1, воспетая Владимиром Высоцким, Ярославская областная, психиатрическая больница, существовавшая с 1779 года, и еще несколько десятков лечебниц в разных местах страны. Но всех нуждающихся эти больницы вместить не могли. Хорошо спроектированные и добротно построенные здания со временем ветшали, а условия содержания в них больных, из-за перенаселенности, нехватки средств и персонала, ухудшались.
 В Советском Союзе времен моего студенчества психиатрические больницы уже строили. Финансировали их лучше, а развитие психиатрии планировали реалистичнее. Уверения же в неизбежном уменьшении числа больных с психическими расстройствами звучали реже, больше в ритуально-идеологическом, чем статистическом смысле. Лишь самые боязливые и ортодоксальные профессора, да лекторы общества «Знание», по-прежнему, уверяли своих слушателей в росте числа душевно больных среди жителей капиталистических стран и крепнущем день ото дня психическом благополучии советских людей. К концу пятидесятых – началу шестидесятых в психиатрическую практику вошли психотропные препараты. Немалое число больных, принимая их, смогли жить вне больниц, работать, обеспечивать себя, обзавестись семьями. Психиатрия получила мощный импульс к развитию. Требования жизни, здравый смысл и достижения науки привлекли внимание к психиатрии власть имущих. Кое-что медленно менялось к лучшему. Но помощь душевнобольным, как и прежде, оставалась периферией медицины, которой в целом тогдашние правители интересовались гораздо меньше, чем в том нуждалось общество.
 Преодолением трудностей на пути к психиатрии мне следовало озаботиться с первых дней учебы. Кроме приличных оценок и желания нужны были еще аргументы, способные произвести впечатление на вершителей студенческих судеб. Все шесть лет учебы я проработал на скорой психиатрической помощи. Сначала санитаром, а после третьего курса – фельдшером. И еще с первого курса занимался в студенческом кружке при кафедре психиатрии. Это было необычно. Психиатрию изучали на старших курсах. Первокурсники обычно на кафедру психиатрии не заглядывали. Но препятствий к такому отступлению от общепринятого я не встретил. При распределении по специальностям работа на «скорой» и выступления на студенческих конференциях сыграли свою роль. Институт я закончил психиатром.


Продолжение.

К началу очерка.

К титульному листу.