Открытие Фрейда, ставшее важнейшим инструментом построения психоанализа, – метод свободных ассоциаций. Строго говоря,
русское название фрейдовской новации – «свободные ассоциации» – результат неудачного перевода немецкого «freier Einfal» на
английский как «free Association». «Einfall» – «внезапное вторжение», «внезапная идея», а вовсе не «ассоциация» – мысль,
связанная, объединенная с другой. Но как бы там ни было, «свободные ассоциации» прижились, и не только в английском языке.
Суть метода – в озвучивании спонтанных мыслей и воспоминаний. Напряженность и сосредоточенность на содержаниях, возникающих в
сознании, – серьезные помехи для «внезапных идей», которые по Фрейду вовсе не случайны. Причина внезапного возникновения в
сознании образов, фантазий, мыслей – неосознавание пациентом переживаний, их породивших. Анализ внезапно появившихся идей
дает шанс пациенту осознать, а психотерапевту узнать нечто о переживаниях, запустивших когда-то механизм болезни. Пациент,
как правило, ничего о том болезненном событии не помнит. Символом, следом «забытого» переживания, косвенным доказательством
его существования становятся расстройства, составляющие клиническую картину невроза, или проблемы пациента, ставшие поводом
психотерапии. Расшифровка этих символов и есть цель анализа. Осознание связи между симптомами и переживаниями, их породившим,
обычно приводит к облегчению страдания и даже к излечению.
Поначалу открытие свободных ассоциаций завело новую науку в тупик. Обобщая результаты, полученные с помощью анализа в
1892 – 96 годах, Фрейд пришел к убеждению, что основа истерических расстройств – переживания сексуального опыта в раннем
детстве. «В основе каждого случая истерии заключается один или более случаев преждевременного сексуального опыта, случаи,
которые произошли в раннем детстве, но могут быть восстановлены в памяти с помощью психоанализа, невзирая на большой
промежуток времени, прошедший с тех пор». ( Из лекции, прочитанной Фрейдом 2-го мая 1896 на заседании Венского общества
невропатологов и психиатров, позже опубликованной под названием «Этиология истерии»).
Непродолжительное время Зигмунд Фрейд был убежден, что причина неврозов – совращение детей отцами, старшими братьями,
родственниками, взрослыми, имевшими доступ к ребенку в раннем детстве. Сомнения по поводу концепции совращения внесло
чрезмерное до невероятности распространение этого явления, если посчитать результаты анализа доказательством. Вполне
пристойных и добропорядочных отцов анализ выставлял совратителями собственных дочерей. Наблюдения и результаты
продолжающегося анализа усилили сомнения. К весне 1897 года Фрейд пишет своему другу Вильгельму Флиссу (Wilhelm Fliess, 1858 – 1928)
о «приукрашивании фактов» пациентками. В июне – о «фальсифицированных воспоминаниях и фантазиях». К осени 1897 года Фрейд
окончательно разочаровался в собственной идее. 21-го сентября он написал Флиссу, что большинство сообщений о «родственных
совращениях» пациентками – плод их фантазии.
В 1914 году Фрейд писал об этом своем разочаровании: «Анализ верным путем подвел к детской сексуальным травмам, а они
оказались неправдоподобными. Реальная основа уходила из-под ног. В ту пору я готов был бросить работу. [...] В конце концов,
я начал осознавать, что обманувшись в своих ожиданиях, я не вправе впадать в малодушие, а обязан эти ожидания пересмотреть.
Если больные истерией связывают свои симптомы с вымышленными травмами, то их фантазии – это очередной факт и психическая
реальность должна быть принята во внимание наряду с практической реальностью. [...] за этими фантазиями выявилась в полном
объеме сексуальная жизнь ребенка. [...] своеобразие сексуальной конституции ребенка способно провоцировать сексуальные
переживания особого рода, то есть травмы».
Новорожденный еще не социальное существо. Он лишь потенциально способен принять культуру, императивы, запреты и нормы
общества, в котором ему довелось родиться. Существующие же в нем при рождении влечения по сути своей биологичны. Им лишь
предстоит, развиваясь, трансформируясь, взаимодействуя с общепринятым, социализироваться и, возможно, оказаться полезными
социальной адаптации взрослеющего человека. Если, конечно, все сложится для развития благоприятно.
Идея повторения в развитии индивидуума основных признаков развития вида перенесена в психоанализ и антропологию из
эволюционной биологии. Примененная к исследованию взаимодействия в ребенке врожденного биологического и культурного,
привносимого воспитанием, социальной средой и взрослением, она стала основой Фрейдовской концепции, названной именем
несчастного Эдипа из Фив.
«Ребенок абсолютно эгоистичен, он интенсивно испытывает свои потребности и неудержимо стремиться к их удовлетворению, –
особенно же против своих соперников, других детей и главным образом против своих братьев и сестер. […] продолжительность
аморального детского периода у отдельных индивидуумов чрезвычайно различна. Там, где отсутствует развитие моральности, там
мы имеем «дегенератов»; тут перед нами, очевидно расстройство развития» (Фрейд, 1900) . «Абсолютный эгоизм» детей в
«аморальном» возрасте и недоброжелательность их к соперникам за родительскую любовь – умозаключение Фрейда, основанное
на наблюдениях за детьми, анализе их фантазий и сновидений. Враждебность между конкурентами за родительское внимание в
филогенетическом, точнее культурно-социальном аспекте, представлена в мифах, фольклоре, уделяющем вражде братьев и сестер
немало внимания.
Дети нередко фантазируют о смерти родителей или видят ее во сне. Принимая во внимание психоаналитический тезис о
соответствии фантазий и сновидений желаниям, не до конца осознаваемым, этот факт, на первый взгляд, кажется необъяснимым.
Конкуренты отнимают у ребенка внимание родителей, поэтому желание от них избавиться понятно, но родители ведь заботятся о
ребенке, они источник тепла, любви, защиты... И у «аморального эгоиста» нет вроде бы мотива фантазировать об их смерти.
«Разрешению этой трудной задачи помогает то обстоятельство, что сновидения о смерти родителей в огромном большинстве случаев
касается одного пола со спящим» («Толкование сновидений»). Девочки в матери, а мальчики в отце видят соперников, препятствие
в реализации своего желания, влечения. «Эдип, убивший своего отца Лайя и женившийся на своей матери Иокасте представляет
собой лишь осуществление желания нашего детства. Но более счастливые, нежели он, мы сумели отторгнуть наше сексуальное чувство
от матери и забыть свою ревность к отцу. Человек, осуществивший такое первобытное детское желание вселяет в нас содрогание и
ужас – мы отстраняемся от него со всей силой процесса оттеснения, которое претерпевают с самого детства эти желания в нашей
душе». («Толкование сновидений»).
В иерархически организованной стае, подчиненной мощному самцу, нет места культуре, а значит и шансов на приз в
бесконечном марафоне выживания у нее не так уж много. Поэтому, надо полагать, самыми перспективными приматами когда-то
оказались именно создавшие в своих стаях социальные механизмы контроля агрессии и сексуального влечения. Через десятки
тысячелетий эти механизмы, после бесчисленных проб и ошибок, развились в культуру, обеспечившую, в конце концов, своим
носителям уровень выживания, недоступный биологическому миру.
Древнейшие, времен стаи, императивы сохраняют свою жизнеспособность и в современном человеке. Они требуют от мальчика,
юноши, мужчины стремиться к статусу главного самца, агрессивно подавлять посягательства соперников, а от девочки, девушки,
женщины – занять ближайшее к вожаку место в иерархии самок. Воспитание, отражающее нравы общества, социальные институты,
ограничивающие и изменяющие стремления индивидуума, психологические структуры, развившиеся за тысячелетия, тормозят
императивы, унаследованные от биологических предков. Зато способность к фантазии, творчеству, сублимации – награда за
подавленные инстинкты – оказываются вполне эффективными инструментами социальной адаптации.
Древнейшие влечения обнаруживаются психоанализом, заметны в инфантильном и ювенильном состояниях, очевидны при психической
и социальной патологиях. Во времена же социальных катаклизмов способны вырваться на свободу, прорвать все преграды и смести
возведенное с таким трудом здание культуры. Их «укрощение никогда не будет легким, оно удается то слишком плохо, то слишком
хорошо. Мотив человеческого общества оказывается, в конечном счете, экономическим; так как у него нет достаточно жизненных
средств, чтобы содержать своих членов без их труда, то оно должно ограничивать число своих членов, а их энергию отвлекать от
сексуальной деятельности и направлять на труд. Вечная, исконная, существующая до настоящего времени жизненная необходимость».
(З. Фрейд, Из двадцатой лекции «Введения в психоанализ» 1917 год.).
Судьба укрощенных древних страстей: отчасти сублимироваться в экономическую активность, так необходимую обществу,
отчасти же стать источником грез, вдохновения гениев и сюжетов, востребованных во все времена.«Едва ли простой случайностью
можно объяснить, что три шедевра мировой литературы всех времен трактуют одну и ту же тему – тему отцеубийства: «Царь Эдип»
Софокла, «Гамлет» Шекспира и «Братья Карамазовы» Достоевского. Во всех трех раскрывается и мотив деяния, сексуальное
соперничество из-за женщины» (З. Фрейд, «Достоевский и отцеубийство», 1927).