Строитель Боллингенской башни. (продолжение).

II. Истоки (часть 2).

 Современный исследователь жизни и творчества основателя аналитической психологии профессор Чикагского университета Ричард Нолл (Richard Noll) пишет: «Внезапное обращение деда, его акт измены, его гневное отрицание Рима могут не без основания считаться одной из главных детерминант судьбы К. Г. Юнга (младшего)»(4). «Одна из главных детерминант» – пожалуй, неоправданно сильно о влиянии на Юнга отступничества деда, умершего еще до его рождения. Но иррациональную двойственность и настороженность по отношению к католической версии христианства Юнг, похоже, ощущал с самого детства. «… я случайно подслушал беседу отца с пришедшим к нему в гости коллегой; они говорили о нечестивой деятельности иезуитов. В тоне моего отца звучали возмущение и страх, и я понял, что «иезуиты» – это нечто, представляющее особую опасность даже для него»(5). В шесть лет, во время экскурсии, желая заглянуть в католическую церковь, Юнг споткнулся при входе и упал, ударившись подбородком. Потекла кровь, и было очень больно. «В течение долгих лет после этого случая я не мог войти в католическую церковь, не испытывая при этом тайного страха перед кровью, падением и иезуитами. Такова была исходящая от нее аура. И все же католическая церковь сохраняла для меня какую-то волшебную притягательность. Вблизи католического священника я чувствовал себя в высшей степени неуютно. Лишь на четвертом десятке, переступив порог собора святого Стефана в Вене, я впервые осознал, что встреча с Матерью Церковью не внушает мне больше чувства подавленности»(6).
 Впрочем, протестантское христианство, как и любое другое не пробуждали в Юнге младшем возвышенных чувств. «Господь Иисус так никогда и не стал для меня по-настоящему реальным, по-настоящему приемлемым, по-настоящему привлекательным существом… Я втайне сомневался в его хваленых любви и доброте…»(7). А вот изображения Брахмы, Вишну и Шивы из детской книжки об экзотических религиях вызывали у Юнга ненасытное любопытство, вопреки презрению к «язычникам», услышанному им в интонациях матери.
 Рассматривая изображения чужеземных богов, Юнг смутно ощущал их родство с собственным «исходным откровением». Так он назвал два своих детских сна. Первый – о пятиметровом ритуальном фаллосе, возвышавшемся на «…настоящем королевском троне из волшебной сказки», и голосе матери, комментировавшем это видение: «Да, ты только посмотри на него! Это пожиратель людей!» Во втором сне на золотом троне восседало «…нечто абсолютно чуждое, нечеловеческое, принадлежащее подземному миру, неподвижно глядящее вверх и питающееся человеческой плотью. […] спустя пятьдесят лет мне довелось ознакомиться с одной научной работой, где речь шла о мотиве каннибализма, лежащего в основе символики Тайной Вечери. Только тогда мне стало ясно, до какой недетской утонченной, даже сверхутонченной была мысль, прорвавшаяся в мое сознание, благодаря этим двум переживаниям. Кто говорил во мне? Чей дух внушил мне эти переживания? Действию какого высшего разума я обязан их появлением? […] Кто, объединив Высшее и Низшее, посеял семена той бури, которая стала главным содержанием всей второй половины моей жизни?»(8)

 В 1819 году Карла Юнга старшего арестовали прусские власти по обвинению в политической демагогии. Тринадцать месяцев в тюрьме закрыли ему, по тогдашним законам, путь к врачебным должностям в большинстве германских земель. Юнг эмигрировал в Париж, столицу недавних врагов горячо любимой им родины. Его немецкий патриотизм и взбудораженность неофита заметно потускнели в римско-католической Франции. Больше теперь его занимали карьера и семья. Знакомство со знаменитым соотечественником, бароном Гумбольдтом (Humboldt Friedrich Wilhelm Heinrich Alexander von; 1769-1859) – ученым и путешественником стало для Юнга старшего тем счастливым случаем, которым он сумел воспользоваться. Гумбольдт рекомендовал симпатичного молодого врача на должность хирурга в Hotel-Dieu (Пансион Бога). Так во Франции обычно называли главные городские больницы. Парижский Hotel-Dieu к началу девятнадцатого века существовал уже более тысячелетия (основан в 660-ом году), имел репутацию передового онкологического, офтальмологического, диетологического исследовательского центра и славился высокой квалификацией своих врачей.
 В 1822 году, по рекомендации того же Гумбольдта, Карл Густав Юнг старший получил кафедру хирургии, анатомии и акушерства в Базельском университете – старейшем университете Швейцарии (основан в 1459 году с благословления папы Пия II).
 За три столетия до Юнга старшего в Базельском университете читал лекции великий врач Филипп Ауреол Теофраст Бомбаст фон Гогенхайм (Philippus Aureolus Theophrastus Bombast von Hohenheim, 1493-1541), называвший себя Парацельсом. Почитатели верили, что Парацельс может выращивать в ретортах драгоценные камни и жемчуг, делать золото и эликсир молодости, а недруги называли его колдуном, богохульником, гнусным обманщиком, пьяницей и монстром. Сам же себя он считал Святым Доктором.
 Несмотря на столетние традиции и Парацельса, медицинский факультет в Базеле к началу девятнадцатого века влачил жалкое существование. В 1806 – 1814 годах там был подготовлен лишь один доктор медицины. Да и преподаватель на всем факультете, в течение многих лет, был один. Он читал лекции нескольким цирюльникам о технике кровопускания и удаления ногтей.
 В Базеле Карл Густав Юнг старший преуспел. Через год он стал профессором, через шесть – ректором университета. Усилия по развитию, модернизации медицинского факультета, создание новых госпиталей, клиник, психиатрической больницы принесли свои плоды. Базель перестал быть академическим захолустьем Европы, а Юнг старший с годами превратился в легенду университета – Старого Профессора, Доктора Карла Юнга. Немаловажная деталь биографии Юнга старшего – его масонство. «Он был истовым франкмасоном, Великим Магистром Швейцарской ложи» – пишет в своих воспоминаниях его внук. Поскольку Юнг старший присоединился к вольным каменщикам после расставания с родиной, единомышленниками и учителями-наставниками, Ричард Нолл полагает его масонство компенсацией утраты чувств новообращенности и принадлежности к братству идеалистов времен Вартбурга и Берлинского клуба читателей-патриотов. Немалую роль в приобщении к тайному бществу, видимо, сыграло и разрушение национально-религиозной идентичности. С другой стороны, своими успехами в развитии медицинского факультета, появлению всех этих новых клиник и госпиталей Юнг старший, по мнению того же Нолла, обязан своим связям с тайным масонским братством.
 Дед, несомненно, повлиял на умонастроения своего знаменитого внука. Не лично – Юнг старший умер еще до его рождения. Влиял миф, развитию которого в немалой степени способствовал и сам Карл Юнг младший в зрелые свои годы: «…я осознал, что между мной и моими предками существует своего рода роковая связь. Я очень сильно ощущаю на себе влияние вещей или вопросов, оставленных моими родителями, дедами или более отдаленными предками в состоянии незавершенности и без ответов. Часто кажется, что внутри семьи есть какая-то безликая карма, переходящая от родителей к детям. У меня всегда было ощущение, что мне предстоит решить вопросы, поставленные судьбой перед моими праотцами, […]что я обязан продолжить или, возможно завершить то, что прошлое оставило на мою долю незавершенным»(9).

4. Ричард Нолл «Арийский Христос. Тайная жизнь Карла Юнга», «Реф-бук», «Ваклер», 1998.
5. К. Г. Юнг «Воспоминания, сны, размышления».
6. Там же.
7. Там же.
8. Там же.
9. Там же.